Тамару Малюк на Мозырщине хорошо знают: несколько лет она возглавляла организацию бывших узников концлагерей. Нынешнее состояние здоровья не позволяет 87-летней женщине так же активно, как раньше, посещать школы с рассказами о прожитом, но она всегда рада гостям. За чаем она показывает семейные фотографии, вырезки из старых газет и… плачет: воспоминания возвращают к глубоким детским ранам. Ее рассказ – еще одно свидетельство бесчеловечности и беспощадности гитлеровцев.
На крик детей вышла мать…
«Из десятерых детей живу только я, – рассказывает Тамара Алексеевна, листая альбом. – Сестричка Валя утонула в болоте, где мы прятались от немцев. Никто из нас не понял, как это случилось. Наверное, она ушла в трясину во сне. Спохватились, а ее нет… Остальные дети выжили. И старший брат Гришка, которому не было и шестнадцати, когда его забрали на фронт. После войны он, кстати, стал военным. И даже младший Сашка, родившийся в рабстве в Германии: маму угоняли уже беременной».
Родом Тамара Алексеевна из деревни Шишки, что недалеко от железнодорожной станции Словечно в Ельском районе.
Летом 1941-го ей едва исполнилось четыре года. Но о происходившем тогда она помнит не от взрослых.
«Все эти ужасы сохранились в моем сознании, – говорит она. – Вспоминаю, как голосила мама, когда Гришу отправляли в армию. Помню, как сестру Лизу после облавы угнали в Германию. Не забуду окровавленную после возвращения из комендатуры мать: немцы выбивали из нее местонахождение отца…»
Алексей Алексеевич Барановский был председателем местного колхоза. По поручению партии он эвакуировал скот и колхозное имущество. После выполненного задания ушел в партизаны, скрывался в лесах. Об этом оккупантам сообщил сосед, ставший полицаем.
«Немцы предупредили мать, что, если она не скажет в следующий раз, где отец, убьют ее и всех детей, а хату сожгут. Той же ночью после допроса мы ушли. Мать связала нас между собой веревкой, чтобы мы не потерялись в темноте. Мы, напуганные, шли к партизанской землянке километров 20. Там, на болоте, наша семья воссоединилась. А немцы, прознавшие, что Василина увела детей, загнали штыками в наш дом пожилых бабушку и дедушку, отказавшихся с нами идти, били их, а потом еще живых сожгли. Так они ответили на непокорность», – рассказывает Тамара Алексеевна.
«Немцы боялись ходить в болота – для наших людей это было спасением. Там, в топких местах, прятались семьями. Не передать словами, как выживали. Погреем грибы, найдем ягоды – из еды только это. Как-то Миша и Володя пошли собирать журавины – и попались. Немцы привели их, плачущих, ближе к болоту. Прием палачей сработал – на их крик вышла вместе с нами мать. Так мы оказались в их плену. Помню, как меня фриц ударил ногой, я упала, но вцепилась в маму: только бы меня забрали вместе с ней в грузовик… Нас везли в деревню Жуки. В облаву попал и отец, и другие сельчане, – говорит Тамара Алексеевна, и глаза увлажняются от слез. – Мы не знали, что нас ждет. Когда приехали, прощались с жизнью. На отшибе деревни в колхозный сарай толкали, буквально запихивали людей. Он был переполнен. Было понятно, что мы туда не вместимся. Нам сказали сесть на землю и ждать… Позже стало известно, что в Жуки свозили людей со всей округи, из соседних районов. Мы видели, как сарай облили бензином и подожгли. Крики, плач детей – не передать этот ужас. Люди ломанулись, вышибли ветхую дверь. По тем, кто выбегал, стреляли. Мы плакали навзрыд и ничего не могли сделать…»
Цифры смерти
В 1972 году в деревне Жуки на месте массового захоронения мирных жителей установили памятник, который в настоящий момент является объектом историко-культурного наследия и внесен в Государственный список историко-культурных ценностей Республики Беларусь.
За 19 месяцев своего господства не было дня, чтобы немцы не убивали там. Черные машины с эмблемой «СС» вывозили мирных жителей за железнодорожную станцию или к Мозырскому шоссе. Своим карательным операциям они давали звучные и ласковые названия: «Припятские болота», «Стрела», «Орел», «Пантера», «Михель».
В ходе карательных операций нацисты сжигали деревни Ельского района, а уцелевшее местное население отправляли в Жуки. Летом 1943 года здесь размещалась немецкая карательная воинская часть. В деревне было расстреляно более 3,5 тысячи мирных жителей, в том числе и из близлежащих районов.
На основании «Акта о злодеяниях, учиненных немецко-фашистскими захватчиками по Кочищанскому с/с Ельского района, Полесской области, БССР»: «Расстрелянных, сожженных, замученных советских граждан сваливали в ямы и засыпали землей. В частности, 17 ям с уничтоженными советскими гражданами имеются в деревне Жуки».
Стрелял из автомата за сорванный крыжовник
«Мы спаслись благодаря сестре Наде. Она приглянулась немецкому офицеру. Он приказал ей ехать в Германию нянчить его пятерых детей. Разрешил взять с собой свою семью. Все-таки мы, маленькие, вызвали у него что-то человеческое… Отец приказал не называть его отцом. На это время он стал двоюродным братом матери по фамилии Сугак. Так он выжил.
Офицер сдержал слово: красавица сестра уехала нянькой, а мы попали сначала в концентрационный лагерь, а потом к бауэру, у которого во владении был зажиточный дом, огромное количество скота и полей. Нас поселили в подвале, а отца – в конюшне, в отстойнике, куда стекала конская моча. Он работал на стройке складов, мать – на полях. В рабстве она родила Сашку. За малюткой мама присматривать не могла, нянчила его я и сестра Мария. Он постоянно плакал от голода. А что мы, дети, могли? Пыталась однажды стащить крыжовник из сада. За горсть ягод – автоматная очередь… Бауэр был жестокий и жадный. Истощенные, мы едва не умерли. Животы болели. В то время у него был огромный подвал с тысячами банок припасов: чего там только не было! Нам отдавали заплесневевшее варенье и гнилую картошку. Мама из этого умудрялась готовить что-то, напоминавшее оладьи.
Красноармейцы, освобождая нас в 45-м, спросили, как он к нам относился. Как к скотине. Но мама просила солдатиков не трогать того бауэра: у него тоже были дети…»
Берегите всё, что есть
«Послевоенное время было тяжелым. Больно было смотреть на плачущую мать. Долгое время жили в землянке, ведь дом наш сожгли. Отец был очень болен, еле передвигался на двух костылях. Рано, зимой 1946-го, он ушел из жизни: у него загнивали ноги, мучился от гангрены. Так что отстраивались мы фактически сами. Старшие сестры быстро вышли замуж за вернувшихся с фронта парней. Братьев старших по очереди призывали на службу в армию. С мамой остались я и два младших брата – Колька и Сашка. С 10-ти лет работала подсобником на стройках. Строили мельницу. Позже трудилась на лесопильном заводе – все пальцы были порезаны. Но работать надо было, иначе не прокормиться. Нужно было поднимать младших… И так – на всех каникулах до 7-ми классов, в те годы это было неполное начальное образование. Дальше училась в вечерней школе, а специальность получила заочно. Была самоучкой, пошла работать продавцом, потом бухгалтером. Вышла замуж, переехала в Мозырь, вырастила троих детей», – рассказывает Тамара Алексеевна.
Торговой сфере она посвятила почти 40 лет жизни, последнее место ее работы – Мозырский хлебозавод.
«Цените жизнь, каждый ее день. Все сложности преодолимы, когда на нашей земле – мир. Жить сегодня легко: всё у нас есть, и у стариков, и детей. Берегите всё, что имеете! С праздником вас, дорогие мозыряне! С Великой Победой!» – желает Тамара Алексеевна.
Ольга АРДАШЕВА.
Фото автора.