Профессор кафедры белорусской и русской филологии Мозырского госпедуниверситета им. И. П. Шамякина, доктор филологических наук Сергей Кураш помогает нам разобраться, насколько верен тезис о том, что законы языка и мышления совпадают, а также во многих других лингвистических тонкостях.
Личное дело
– Я родился в Мозыре, здесь же окончил школу. Мой папа – белорус из Миорского района Витебской области без шляхетских, как иногда думают, кровей. Всю свою жизнь он посвятил строительству. Мама работала учителем русского языка и литературы в средней школе № 9, где оставила о себе добрую память у своих учеников.
– В итоге мамино влияние оказалось сильнее при выборе профессии?
– До выпуска из школы был выбор между дальнейшим техническим или гуманитарным образованием, но, признаюсь, побоялся физики. Поэтому выбрал филологический факультет, о чем никогда не жалел. Поступил в 1990 году, тогда конкурсы были 4–5 человек на место. Плюс у нас были прекрасные преподаватели. Учиться было интересно, хотя и очень сложно: каждый семестр сдавали десятки, а то и сотни, если посчитать с критическими, текстов. Затем пришлось сделать еще один выбор – между языком и литературой. Помогла сохранившаяся во мне составляющая «технаря», потому что лингвистика все же ближе к точным наукам, чем литературоведение, где преобладают эмоциональная, творческая составляющие. Лингвистика выглядит, может быть, суше, но мозг развивает не хуже математики. Осмелюсь сказать, что это две очень близкие науки. Что такое математика? Это метаязык для описания чего угодно. Не раз приходилось слышать от учителей, работающих в гимназиях и лицеях, что учащиеся, казалось бы, физико-математического профиля, очень хорошо усваивают иностранные языки. Потому что языки очень хорошо укладываются в различные схемы. Любой язык успешно моделируется, есть много закономерностей и того, что можно схематизировать, формализировать.
Моим первым научным руководителем, человеком, который вывел меня в науку, был доцент Олег Игоревич Ревуцкий. Под его руководством я защитил кандидатскую диссертацию.
Научный подход
– Чему посвящены Ваши диссертации?
– Первая была посвящена такому стилистическому приему, как развернутая метафора в поэтическом тексте. Защитил достаточно рано – в 26 лет. Тогда же на нашей кафедре начала формироваться научная школа в области филологического анализа текста, в создание которой включались и другие молодые преподаватели. На сегодня у меня уже пять защитившихся аспирантов. Докторская диссертация в некоторой степени стала продолжением кандидатской, но метафору рассматривал уже гораздо глубже, скорее, как речемыслительный механизм, который пронизывает как весь наш язык, так и наше мышление.
Язык иногда называют «кладбищем метафор». Мы даже не замечаем, что чуть ли не каждое второе слово используем в переносном, метафорическом значении. Идет и человек, и дождь, и автобус, и платье кому-то. Это только один пример, а ведь есть ручка перьевая и дверная, ножка стула и балерины… Одно из самых интересных исследований на эту тему так и называется: «Метафоры, которыми мы живем» – книга лингвиста Джорджа Лакоффа и философа, когнитивиста Марка Джонсона, опубликованная в 1980 году.
Это же верно, если речь идет о механизме мышления, порождения смыслов, образов. Известная ситуация, когда мы описываем человеку то, что он раньше не видел. Мы это делаем через нечто уже нам известное «похож на… выглядит как… представь себе…», подбирая аналогии и включая ассоциативный механизм – одна понятийная система как бы «просвечивается» через другую. В своей докторской диссертации я прослеживал, как этот механизм работает на уровне целых текстов, текстовых, межтекстовых взаимодействий, межъязыковых перекличек на материале русского и белорусского языков.
В целом до постижения того, что такое язык, как он работает, как мы им пользуемся, еще очень-очень далеко. Парадоксального, хотя есть и математические закономерности, тоже хватает, чего мы обычно не замечаем. Часто говорим «просверлить дырку в стене», но как ее можно просверлить, если это уже отверстие? Просверлить можно стену, чтобы получить отверстие. В больнице обязательно лежат, а в тюрьме сидят, хотя возможны ведь разные позы и действия. И так далее.
Язык мой – друг мой
– На двери кабинета, в котором мы беседуем, есть такое слово – лингвонеология. Это о чем?
– Это относительно молодая отрасль языкознания, которая изучает активные процессы в языке, и в первую очередь – в лексике и фразеологии. На любые переломные этапы – реформы, кризисы, революции и другое – язык реагирует очень чутко, порождая целый пласт новых единиц и выражений. Даже недолгий период ковида породил целый пласт новых слов и выражений, собранных в солидный словарь, не так давно изданный в Санкт-Петербурге. Или вспомним 90-е, когда в язык хлынула тюремная лексика: стрелка, общак, смотрящий, разборка, крышевать…
– Довелось прочитать, что в Беларуси должно быть два государственных языка: белорусский и английский. При этом даже у ревнителей мовы речь засорена англицизмами: траблы, ван лав, шэрить, паттерн… Как вы относитесь к таким тенденциям?
– Любое насилие по отношению к языку ни к чему хорошему не приводило. Попытки запретить чужой язык в угоду своему приводят в итоге к обеднению собственного языка. Надо находить разумные способы популяризировать родной язык.
«Изи», «лайтово» и прочее, на мой взгляд, это дань моде, как когда-то в ходу был «олбанский», он же «язык падонкаф». Но сегодня о нем мало кто помнит, даже молодежь вряд ли поймет, о чем речь. Если это способ борьбы с русским языком, то он за свою историю «переваривал» и не такие наезды. Эпоха Петра I, Октябрьской революции, перестроечные годы принесли массу новых языковых явлений, но сильные языки со временем отсекают ненужное, оставляя необходимое.
– Сегодня впору вспомнить «что-то физики в почете, что-то лирики в загоне…»: требуются инженерно-технические работники. Но есть ли место для гуманитариев-филологов?
– Во-первых, ниша учителей языка и литературы в школе будет всегда. Во-вторых, филология – это еще и туризм, реклама, СМИ. К тому же развитие других наук открывает новые возможности для этой науки. Например, развивается юридическая лингвистика, все чаще запрашиваются лингвистические экспертизы, защищаются диссертации по этой теме. IT-сфера сегодня тесно взаимодействует с лингвистами. Уже проходят лингвистические конференции по искусственному интеллекту. Тем более что, владея языками, легко перестроиться на смежные виды деятельности, например, пиар, копирайтинг.
В-третьих, филология учит навыкам коммуникации: точно и понятно доносить идеи и мысли до своих сотрудников и коллег, объяснить цели и задачи должен и гендиректор градообразующего предприятия, и звеньевой каменщиков. Поэтому неслучайно востребованы курсы для руководителей по деловой коммуникации, служебному этикету.
Встречается порой обывательское представление, что филология сводится только к орфографии и пунктуации. Но как нет сегодня единой науки физики, которая представлена множеством направлений, так есть и целый ряд лингвистик. Сходу можно назвать нейро-, онто-, этно-, психолингвистику, компьютерную, когнитивную, математическую, инженерную лингвистику и другие.
В вузах на филфаках уже не изучают слитное/раздельное написание «не», удвоение «н», постановку запятых и другие правила – считается, что это школьная база, с которой должны прийти в вуз. Поэтому будущим студентам, решившим стать филологами, стоит настроиться на получение тех знаний, которых они в школе не получали, причем в куда больших объемах, что требует серьезного отношения к учению.
Кстати…
– Какое Ваше отношение как филолога к нецензурной лексике?
– На эту тему могу прочитать целую лекцию, но если вкратце, то когда это используется как единственное средство общения, да еще и публично, и при детях, то отношусь крайне отрицательно. В русском языке, как и в любом другом, вполне хватает средств, чтобы выразить разные эмоции и обойтись без того, что веками табуировано, и не нам это «растабуировать».
С другой стороны, если посмотреть глазами лингвиста, то этот пласт языка сохраняется и не исчезает. Для филолога нет «плохих» слов – это материал, и надо понимать, почему они живут. Вряд ли кто-то осудит эмоции человека, попавшего молотком себе по пальцу или в других подобных случаях. Сохраняются, потому что есть ниша, которую эти языковые средства заполняют, ведь нецензурная лексика очень энергетически заряжена, позволяет разрядить эмоции, но это допустимо только для конкретных и уж точно не публичных ситуаций.
Задание на завтра
– Традиционный журналистский вопрос о Ваших творческих планах. Вы профессор, доктор наук. Можно почивать на лаврах и спокойно дорабатывать до пенсии?
– Признаюсь, что подумывал об отдыхе, но куда там… Есть аспиранты, с ними работаю даже больше, чем со студентами. Состою в двух советах по защитам диссертаций в БГУ и Минском педуниверситете, в различных комиссиях.
Впрочем, есть и научные задумки: после защиты докторской с коллегами издали уже две книги. Немного перехожу от своей магистральной темы к лингвокультурологии, лингвонеологии, этнолингвистике, особенно к нашей региональной тематике. Сегодня мы выполняем научно-исследовательскую работу при государственной поддержке, посвященную идентификаторам белорусской лингвокультуры как внутри нее, так и за пределами. Мы изучаем, как различные феномены, маркирующие нашу лингвокультуру, попадают в пространство других языков и культур.
Так что есть чем заняться. И это здорово.
Дмитрий КУЛИК. Фото автора
