Обычное деревенское утро. На столе – тарелка молочного супа. Владимир Ярославович Мардусевич, житель Михалковской Рудни, наконец, садится завтракать. Его жена Тамара Прокофьевна по старой привычке суетится вокруг мужа. Подаст ему все, что нужно, несколько раз спросит, вкусный ли суп, положит рядом полотенце для того, чтобы потом можно было вытереть руки. В сельской местности мужчина по-прежнему глава семьи, хозяин… Управившись с домашними делами, за стол садится и хозяйка. Устало вытирает руки о фартук, поправляет платок на голове. После завтрака Тамара Прокофьевна уделит время нам – неожиданным гостям из города…
Я вижу ее другой. Тоненькая, хрупкая, с милым кукольным личиком, с голубыми полными озорных искринок глазами, вокруг которых веселыми «тропинками» разбегаются в стороны лучики чуть заметных морщин – отличительная черта улыбчивых людей. Надета просто, но аккуратно: юбка в пол, светлая кофта, в волосах – шелковая лента. Тонкие запястья невольно приковывают взгляд: ее хочется защитить, уберечь от тягот послевоенной жизни. Длинные пальцы врут: передо мной вовсе не пианистка. Простая деревенская девчушка, которая, как и многие в послевоенное время, вынуждена была оставить школу. Вместо парты и книжек – 18 коров, к которым спешит на дойку юная красавица. Смешливая. Озорная. Уверенная в завтрашнем дне. Хотя, чего уж там говорить, тот самый завтрашний день представляется с трудом: бедность такая, что порой за день маковой росинки во рту не было…
Руки… сегодня ее руки говорят о многом. Она объясняет просто: «Загінаюцца пальцы, што гакі ад цяжкай працы, ад жаночай долі, якая, мілая мая, выпала мне. Відэлец узяць не магу – не слухаюцца мяне. Сваім жыццём жывуць…» Морщинистые, высохшие, будто из них по капельке ушли силы. Хотя все обманчиво: тут же, во время разговора, бабушка этими руками ловко управляется у печки. Ухватом цепляет маленький чугунок. Раз – и он в печи, два – заслонка закрыта.
Нет больше той девчонки. Но если всмотреться… Если вслушаться… Если вдуматься в те слова, что она говорит… Тогда в голубых, в поллица, глазах увидишь озорные огоньки давно ушедшей юности. Обаятельная улыбка и, несмотря на возраст, заливистый смех снова напомнят о юной покорительнице мужских сердец. А ее рассказ о том, как живется, о чем думается, что чувствуется, удивит своей искренностью, добротой и в какой-то степени наивностью…
– Цяжка зараз жыць. А наша жыццё было яшчэ цяжэйшым, ды толькі весела мы жылі. Нарадзілася я ў Міцьках у 1933 годзе. Самая галадоўка – то мне мама казала. Усю вайну ў страху жылі, таму што суседзі нашы служылі немцам. А бацька мой лясніком быў, усю моладзь у лесе хаваў. Вось і дрыжалі, як асінавае лісце.
Воспоминания о войне вполне осознанные – Тамаре Прокофьевне тогда было 9. Но даже страшное военное время отступает перед ужасом большого голода, который обрушился на белорусские деревни: разруха, неустроенность, нищета, смерти близких, которые так и не смогли оправиться после страшных мучений, перенесенных во время войны.
– У нашай сям’і было 4 хлопца і 3 дзяўчынкі. Аднаго брата забралі ў Германію, дзе яго вельмі мучылі. Памятаю, вярнуўся ён, а на спіне – глыбокія, зацягнуліся ўжо, раны. Мы плакалі і не разумелі, як ён выжыў. Аказалася, што здзекваўся з брата яго сябар – свой чалавек, міцькоўскі, з якім той раней сябраваў. Ён там, у лагеры, працаваў старастам. Гэта страшна і незразумела …
Второй брат погиб уже в конце войны где-то под Варшавой. Еще один – много лет служил на подводной лодке. После войны остался в Риге, где обзавелся семьей.
– Дзякуй Богу, жыве да гэтага часу – яму ўжо 90 гадоў.
Продолжает свой рассказ уверенно: помнит каждую мелочь.
– У 13 гадоў кінула школу. Па-іншаму нельга было, бо трэба было працаваць, каб пракарміць вялікую сям’ю. Спачатку тройчы ў дзень даіла кароў. Вельмі цяжкая праца. Праз нейкі час пайшла працаваць у свінарнік. На сабе цягалі воду спецыяльнай тачкай. Конь загубіцца, так мы тачку на крыніцу цягнем – за вадой.
Больше всего в то время мучила даже не смертельная усталость от тяжелой работы. Гораздо мучительней было переносить постоянное чувство страшного голода. Вы-кручивались, как могли. Так, например, собирали цветки акации, которые высушивали на солнце, а потом толкли в ступах до состояния муки. Мама из этого порошка пекла достаточно вкусные блины.
– Канюшыну елі, бульбу, якая зімавала на полi, па вясне выбіралі. Так вось і жылі. Але, ведаеце, настрой у людзей быў іншы. Адзін блін на чацвярых дзялілі: кожны пра іншага думаў, падтрымліваў. Былі, вядома, выключэнні. Але больш людзей добрымі былі, не зайздросцілі, не крыўдзілі адзін аднаго. Адпрацуем цэлы дзень, а ўвечары збіраемся ў каго-небудзь у вялікай хаце. Адна дзяўчынка пляце нешта, іншая – вышывае, хлопцы ў карты гуляюць. Гарманісту ў шапку збярэм хто колькі зможа – ён увесь вечар грае нам. Святла не было: цёмна, лучына толькі гарыць. Але весела. Спяваем, танцуем, размаўляем. Усё шчыра, па душах. А сёння чалавека часам страшна закрануць, таму што час нейкі нярвовы, усе раздражнёныя, можа, стаміліся ад жыцця, без планаў і жаданняў.
Интересно, что в разговоре со мной наша собеседница не заостряет внимание на определенных материальных трудностях, физических мучениях – все переводит в тему взаимоотношений человека с человеком. Размышляет вслух. И очень уж эти выраженные в слова мысли трогают за душу. Просто невозможно равнодушно слушать глубокие жизненные наблюдения мудрой сельской жительницы.
– Гляджу на маладых і разумею, што ім вельмі складана жыць. І нецікава. У крамах, вядома, шмат усяго. І пра тую страшную галадоўку засталіся адны толькі ўспаміны: можна купіць усё, што душы заўгодна. Усё ў прыгожых упакоўках, ды толькі нясмачнае зусім. Несапраўднае нейкае. Купілі неяк пельмені, а ўнутры замест мяса – сасіска. Зварылі – ні мяса, адна вада…
Мы планы на жыццё будавалі, умелі радавацца. А сёння што? Усе жывуць адным днём. Азлобленыя нейкія, хмурныя. Можна, вядома, спісаць на тое, што людзям цяжка грошы даюцца, цяжка жыць. Але ж і нам было не лепш. Можа, усё ад таго, што ў камп’ютэры ўсе сышлі? Там ім неяк прасцей. Націснуў на кнопачку і ўсё. А ў жыцці трэба нешта рабіць: кахаць, клапаціцца, працаваць…
С Владимиром Ярославовичем – будущим мужем – наша собеседница познакомилась в далеком 1955 году. Заметил хрупкую смешливую девчонку сразу, привязался, а потом и по-настоящему полюбил. Тамара Прокофьевна честно признается, что за 62 года супружества было всякое. Семейную лодку на плаву удерживали терпение, умение прощать и понять близкого человека.
– Ведаеце, мы пазнаёміліся ў цяжкі час і сышліся па пачатку, напэўна, ад таго, што аднаму было складана выжыць. Пайшлі па агульнай дарозе, дружна. Баяліся Бога, саромеліся людзей, вучыліся саступаць адзін аднаму.
Сёння ўсё па-іншаму. Ніхто нікому не хоча саступаць. Усе лічаць, што той, хто саступіў, слабы і нікчэмны чалавек. Але няўжо ж так на самой справе? Мацней той, хто знайшоў у сабе сілы не затойваць крыўду, не помсціць, прымаць блізкага чалавека такім, які ён ёсць на самой справе.
Мы выгадавалі трох дачок. Гэта сёння маладыя мамы маюць магчымасць пайсці ў дэкрэт. Я не была ні ў адным дэкрэце. У кашалях цягала дзяцей у поле. Пакуль працуем, яны ў пяску корпаюцца. Стомленая прыйдзеш дадому, усю хатнюю працу паробіш, позна ўвечары кладзеш дзіця ў калыску. Бывае, пакуль качаеш, сама на хаду заснеш – разаб’еш нос аб калыску…
Тамара Прокофьевна уверена в том, что сегодня молодой маме, с одной стороны, легче, так как есть возможность три года посвятить исключительно своему ребенку, купить ему все, что нужно, облегчить свой каждодневный домашний труд. Но вот с другой стороны – сложнее. Дети и родители живут своими жизнями: не разговаривают о главном, не заботятся друг о друге, с помощью других пытаются решить свои проблемы, удовлетворить амбиции.
– Трэба ладзіць паміж сабой, імкнуцца да добразычлівых адносін. І калі не атрымліваецца спакойна гаварыць з блізкімі, калі цябе раздражняе нешта ў іх паводзінах, лепш перачакаць – хай пройдзе нейкі час. А то незнарок можна пакрыўдзіць, раніць вострым словам. Яшчэ вельмі важна павага. Не толькі дома. Тут муж абавязкова павінен паважаць жонку, і яна павінна паважаць мужа. Важна яшчэ, каб гэтая якасць была і паміж чужымі людзьмі. Вось, напрыклад, маладыя сёння старому не саступяць. А да пажылога чалавека павагу выхоўваць трэба з ранняга дзяцінства. Калі ўпусцім гэты момант, з чым тады застанемся?
Длительная пауза в нашем разговоре. Собеседница о чем-то долго думает. Затем, словно оправдываясь, говорит, что, должно быть, в последнее время стала какой-то сварливой и недовольной жизнью. Предполагает, что связано это может быть с болезнями, с возрастом, с мелкими житейскими неурядицами. Однако через какое-то время в глазах снова заблестели озорные хитринки.
– Хай бы ва ўсіх усё было добра. Бачыць шчаслівымі траіх дачок і іх сем’і для нас з дзедам – самая вялікая радасць. А большага нічога не трэба. Усё ў нас на самой справе добра. Ды і шанаваць мы гэта ўмеем…
Волнуется за молодое поколение, вздыхает.
– Здароў’я б ім пабольш. Мы фізічна больш цягавітымі былі. А сёння маладыя вельмі хварэюць. Хай жыццё ў іх складзецца добра. Каб і ў сем’ях парадак быў, праца для ўсіх была. Ім жыць яшчэ і жыць, але мне неспакойна. Хвалююся: ці ўсё атрымаецца, ці правільны выбяруць шлях?
В завершение нашей душевной беседы сельская жительница говорит о том, что быть женщиной ох как непросто. Потому что, кроме бытовых забот, работы, именно она отвечает за мир в семье. А сгладить какие-то моменты в семейной жизни, найти компромисс, примирить поссорившихся, обрести мир с самой собой – все это требует больших эмоциональных сил. Но, между тем, Тамара Прокофьевна соглашается с тем, что быть представительницей слабого интересно.
– Колькі козыраў у нашых руках. Галоўнае – правільна імі распараджацца…
Юлия ПРАШКОВИЧ
Фото Александра СОЛОДКОВА